Жизнь, как мечты

            

                                                          Часть 1

Прогнозы погоды пестрили объявлениями о наступлении холодов и ясной погоды, по факту    после того как посмотришь в окно хотелось взять календарь с народными приметами. Холода наступили но в сером небе нависшем на пятигорский Бештау искать солнце  было подобным поискам той иголки. Наступил, да собственно уже и проходил, переломный момент в жизни всех тех кто любит горы, любит не только любоваться красотой остроконечных белоснежных вершин сквозь запотевшее окно внедорожника, а тех кто проведя по этому окну  пальцем линию к вершине обязательно пройдет эту линию и выйдет на вершину с чувством победы, легкости на сердце и амбициями которые удалось утолить пройдя красивый маршрут. Погода осенью меняется как в калейдоскопе, на вершины ложится «неприятный» снег,  световой день уменьшается, короче сущий ад после комфортного теплого лета. Время сидеть в теплой квартире, смотреть в окно и вспоминать как хорошо и продуктивно было проведено лето. Все это быстро пролетит и начнется новый процесс тренировок готовящих тело и разум к холодным, суровым зимним восхождениям, а сейчас самое время провести черту между тем что сделано и тем что сделать предстоит.      

пик Кисловодск

            Чисто летним отрезком ограничится не судьба. Клаймб начался от 2 мая в Архызе. Мы большой компанией обосновались под вершиной София — бесспорно символом района. Как часто со мной бывает от основной массы коллектива оторвался на следующие сутки и вместе с напарником Михой ушёл в глубоко спящую ночь. Началась «разминка». Под рюкзаками за тридцать мы пахали до спартаковских ночевок где оставив палатку, еду и часть снаряги ушли к вершине Панагюриште. Район сразу порадовал мое второе Я под именем лень. Все вершины низкие, близко расположены друг к другу и в техническом плене явно уступают тем же цифро-буквам Домбайского района, молчу уже про Узункол. На радостях, под палящее солнце сходили траверс сразу трех вершин: Панагюриште — Пазарджик — Мелиоратор. Начали «за здравие» а дальше как обычно. Погода испортилась, сами расслабились, но походить все-таки удалось. Следующие три дня были пик Кисловодск и Надежда в гордом, скорее вынужденном, одиночестве и 9-е сентября «по крокодилу» двумя тройками. На крокодиле лежали совсем не свойственные этому животному снежные доски из слежавшегося мокрого и готового сорваться в любую минуту снега. Мне была доверена особая роль — резать весь этот снег. Удовольствия сие деяние не доставляло и каждый шаг отдавался в голове рвущейся гитарной струной. Моргающая лампочка бипера на груди веры в жизнь не прибавляла поскольку вторая, которая хоть чем-то может помочь моргала в базе, в палатке где жил Миха. Лопата помню у меня была, только была она также как и второй бипер — в базе. АС более чем со 100%-й вероятностью. Удача нас не подвела, в тот непогожий но теплый день мы стояли на вершине, удачно спустились по пути подъема а те многотонные массы снега крокодил таки скинул с себя и снося все на своем пути они устремились вниз стирая линию нашего подъема — утром следующего дня. Должно быть созерцая эту картину мы сделали для себя выводы и коллективно признали свою вину в нарушении техники безопасности. В тот выход Россия стараниями инструкторов клуба Фрилайн увидела новорожденных альпинистов и большой компанией ребят собравшихся на поляне  мы отмечали сей факт всматриваясь в языки пламени разрезавших ночную толщу. 

Миха

            Архызские сборы заканчивались давая начало интенсивной подготовки к  восхождению мысли о котором из головы не лезли уже второй год. Дома лежали билеты Минеральные воды — Москва — Ош, в один конец, страховка на 40 000 зеленых и загранпаспорт с помятой физиономией владельца. Все говорило о том что 6-го июля судьба мне лететь к Базе под пиком Ленина. До 6-го еще был месяц в который мне удалось впихнуть Эрцог, Эльбрус, зуб Суфруджу, Семеновбаши, Западный Домбай-Ульген, сессию и личную жизнь (кое-кому наверняка представленная последовательность не понравится) но тут уж пардоньте.

            Эрцог занял четыре дня и запомнился суровыми подходами, красивой гребневой четверкой которую, спасибо Дедушке (Михаил Львович для непосвященных), мне доверили идти первым. И в этот раз Фрилайн стоял на вершине гордо смотрящей на Российско — Абхазские просторы. С моря погоды ждать не приходилось и сквозь сгущающиеся облака с вершины бодро уходили дюльфера которые Деда с Ромой организовывали на раз. Чего-чего а давать деру мы умеем! Деда ловко уворачивался от камней которые мы любезно на него спускали и последней веревкой исчезнул за ранклюфтом отделяющим ледник от нашей стены. Ранклюфт был неглубоким несравни чувству победы наполнившим наши сердца.

            Не прошло и чуть-чуть как мы топтались к восточным склонам полосатой горы. Примерно тем же, но чуть подросшим составом. Я, Деда, Рома, Димон, Славик, Ленка и Илья рвались пройти траверс зуба Суфруджу. Моя 4-я вершина, первая тройка в двойке, первая тройка соло, вершина которой я обязан многим. Погода обещала быть оке и к вечеру под восточной стеной полосатой горы уже развивался флаг моей республики. Следующий день обещал быть долгим. Над зубом Мусат-Чери восходило рыжее солнце освещая натягивающих снарягу альпинистов. Первая двойка быстро уходила вверх отрываясь от основной группы и купаясь в теплых летних лучах на перемычке между зубом и главной Суфруджу я с Дедом рассматривал предстоящий маршрут.  Теперь я болтался на веревках пока ребята вешали гребень.

       Не больше получаса мне понадобилось началом прошлого лета для прохождения этого гребня к вершине, теперь же предстояло провисеть больше пяти. Бог не представляет сколько сот килограммов камня пролетело мимо нас из под ног добродушных товарищей. На спуске с вершины мы с Илюшей лежали в кулуаре и верили что не прейдет «тот камень что покой тебе подарил», те камни все пролетели над нами, мало того мимо, веревка идущая к товарищам глазам которых и совы б позавидовали оказалась целой. С того момента я понял что зря на протяжении семестра исправно посещал лекции по теории вероятности. Всеми правдами и неправдами эта гора стала еще одной в списке успешных и безаварийных восхождений. Но судьба интересная штука особенно для тех «у кого пуля в голове» и вот распрощавшись с товарищами и поздравив их с горой мы с Илюшей бежали в сгущающиеся сумерки над поселком Домбай. Часов в одиннадцать вечера мы выехали из моего дома к Пятигорску. Как ни странно, но мы устали, и сон нас догнал на перевале Гумбаши. Прохрапев на перевале пару часов до Кисловодска мы все-таки добрались. 

            Часть сессии сдалась сама собой и это стоило отметить, по обыкновению — горой. Ходить долго не хотелось и «сходилась» Семеновбаши. 3 а, понравилась, понравились скорее первые пару веревок, далее с полки все просто и понятно. За плечами был рюкзачок с перекусом и штормовкой, вес не больше пяти кг позволил подняться к вершине меньше чем за 6 часов. Записку снял свою же и с чувством выполненного долга потопал к Домбаю.

            До Ленина оставалось меньше трех недель и пора было думать о предварительной акклиматизации. Достойный объект у нас один — Эльбрус. Куда я собственно и отправился к началу той части не сдавшейся сама собой сессии. Эльбрус с юга благополучно закрыт нашими всесильными и всезнающими властями, в Баксанском ущелье вовсю идет контр-террористическая операция и  я двинул на север к маршруту некогда пройденному Киларом Хашировым в далеком 1829 году. Север как ни странно закрыт тоже, но деньги нужны всем и туроператоры занимающиеся организацией восхождений на крышу Европы пути нашли. Пути оставляли желать лучшего и перелетая от стенки к стенке в старой шишихе трястись приходилось не привычных 5 а 7 – 8 часов. Серое, навалившееся на Эльбрус небо, никак не вязалось с моими планами о быстром восхождении, его и не получилось. Не получилось быстрого. Пасмурная погода, тяжелый рюкзак и непойми откуда взявшееся чувство тревоги засевшее на сердце не давали ногам работать на полную. В первом лагере на 3700 я встретил своего друга Сашу Уварова, он все также поварил у «Лакколита» и уже по обыкновению не отпускал меня без кружки чая. Мы долго болтали уничтожая литры горячего чая и я уставший и разбитый чувством одиночества был нескончаемо рад присутствию на горе близкого человека. К утру в лагере 1 выпало 20 см снега который продолжал падать и скрывать от взоров собравшейся интернациональной компании путь к вершине. К скалам Ленца в тот день я вышел один. Пробивая дорогу в свежевыпавшем снегу ткнувшись взором в снег мне оставалось только верить что я иду правильно. Белая мгла ни на секунду не прерывалась останцами скал либо синевой открытого льда, все повсюду было враждебно белым и пугающим и как ни всматривайся в эту пелену невозможно понять сколько метров поверхности ты видишь перед собой, 5, 50 или может 500 метров, вокруг все одно.

Ежик, блин. А где лошадь? Другие звери? Ауу… Деваться было некуда, раз решил сделать шаг, будь добр иди дальше. Ищи. И если сгинешь в этих снегах, то не за зря. Ведь искал. Искал. Кого искал? А может и ни кого, а чего. И что можно найти здесь кроме холода белого снега, синевы вечных льдов и смерти витающей здесь, под каждым последующим шагом. А ведь можно найти, найти то чего не коснувшись смерти не станешь ощущать так остро как ощущал до этого, не станешь ценить любовь как должно ее ценить, можно найти – найти жизнь. У гор одна беда, однажды коснувшись и поняв их язык, ты пленен навечно. Но все это лирика. На деле с каждой минутой расстояние между мной и заветной точкой 5621 постепенно уменьшалось и вскоре я набрел на вешки которым удалось пережить зиму. Удивительно как эти палочки с красными флажочками могут возвращать надежду и прогонять мрачные мысли. Жаль одного. Веса рюкзака они не уменьшают. Далее бесконечное тапталово. Снег не переставал падать и мне с трудом удалось добраться до отметки 4750 где я и поставил палатку. Снежную лопату я благополучно забыл в квартире и теперь установить палатку на вершине и провести там ночь в такую непогодь походило на сумасшествие. Хотя даже будь у меня лопата выйти на вершину с полным рюкзаком не вышло бы. Медленно и неизбежно на меня наваливалась усталость напоминая что кислорода выше 4-х тысяч ничуть не больше чем на уровне родной Теберды. Утром следующего дня погода не порадовала оставшись такой же поганой как и предыдущие дни, несмотря на погоду оделся легко и пройдя метров 300 от палатки вынужден был вернуться, замерз. Согрел в палатке чая, потеплее оделся и вышел второй раз. Навстречу спускалась большая коммерческая группа которая так и не дошла до вершины. На удивление и на радость спустя час погода стала улучшаться, стих ветер, перестал сыпать снег. Еще несколько часов и я стоял на вершине. 5621.

5621

Ровно как и год назад, тогда было так же холодно и одиноко на вершине. По южному склону к западной вершине поднимался одинокий след. Кто бы это мог быть? Теперь к южным склонам пробиться не так то и просто. Долго на вершине стоять не хотелось и отзвонившись родителям и Марьянке пообещал им быть на связи через четверо суток, быть на связи это значит быть в Кисловодске, поскольку северные склоны Эльбруса сеть не покрывает и звонить можно только с вершины.  Высоту я взял и с легкостью на сердце начал спуск вниз к дождливому БЛ. Плачущее небо и барабанящий по крыше палатки дождь скрадывал хорошее настроение, можно было сойти с ума. В Базе оставалось все меньше народу и вскоре на поляне у серебряного источника остались только вояки, портер Антон и повар Аня. С Антоном и Аней часами мы просиживали на кухне попивая невкусный чай и перелистывая десятки раз одни и те же номера «вертикального мира».  Гёте  закончил читать еще на спуске с вершины и книжку  подарил Ане, это то, совсем немногое чем я мог отблагодарить ее за те безумно вкусные обеды и ужины которые у не получались на раз. Шел день, второй, а уехать мне все не удавалось, как на зло не приехала ни одна группа и казалось что скорее отсюда я улечу на вертолете так и не дождавшись попутных машин. Тоха понес груз в Л1 а мне только и оставалось что безутешно всматриваться в серпантины уходящей дороги к перевалу Каяешик. Транспорт все не появлялся  а Анька зазывала меня на чай и на разговоры о том как интересна жизнь альпиниста. Анька тренировалась в а\к МАИ и мне было невдомек как это хрупкое создание борется с суровостью гор. За долгими беседами я стал привыкать к плову на обед, этой кухне и непрекращающимся послеобеденным дождям. Вспоминалось прошлое лето большую часть которого я провел здесь.

Лето 2010. Эльбрус

БЛ под Эльбрусом. 2010

                                                                                                                                                           К вечеру уже знал что  «зеленые человечки» ждут завтра борт, но борт так и не пришел. Ми 8 АМТШ долго кружа над поляной неуклюже приземлился так и не попав в «квадрат». Произошло это на четвертый день моего пребывания в базе. Движки заглохли и после того как откинулась рампа еще долго над поляной носилось «Мать, мать, мать…» российского солдата. Борт, до потолка набит хламом, который если сложить то получится что-то отдаленно похожее на старую, сгнившую казарму. Должно быть парни когда просили закинуть дров на поляну, не ожидали что для них разберут и доставят сюда целый дом. Разгружали мы это дело не меньше часа после чего благополучно взлетели и взяли курс на Нальчик. Машина, на которой летели, седьмая в серии 2009 года, восьмая лежит на скалах Ленца которую нерадивые пилоты умудрились оставить там в прошлом году. Под нами проплывали селенья Баксанского ущелья и покачиваясь из стороны в сторону борт приближался к аэродрому Нальчика. Высотомер над кабиной пилота показывал 400, 300, 200, 100 и вот стрелка упала до нуля, упала, но как летели мы, так и летим. Леха видя мое удивление легким движением подкрутил стрелку до 1000 и улыбнувшись ткнулся в окно иллюминатора. Стрелка падала – 900, 800 … От тут то я и понял что такое сесть в русской машине «по приборам» - это подвиг! Вот он и Нальчик, вот и аэродром. Я уже начал коситься на рюкзак представляя как с ним переться с Нальчика до Кисловодска, но видать не судьба и борт тихо пролетая над взлетной полосой начал набирать высоту. Еще пару минут я надеялся что сделав почетный круг вертушка все же вернется к Нальчику, но нет. На измене начали стучаться к пилотам с вопросами: что происходит и куда летим?

 – «Садитесь поудобнее, лететь еще час»

 -  «Домой летим – в Буденновск!»

 Поймал на свою голову попутный вертолет – хоть бери да прыгай. Парашют кстати висит один и как его собирается делить экипаж в случае если все-таки «по приборам», думать не хотелось. В Буденновске мы сели. Вокруг стоят десятки штурмовых вертушек обвешенных всевозможными ракетами и пулеметами. Столько же стоит в ангарах, ко взлету еще не снаряженных. Видя все это вокруг начинаешь верить в силу российской армии. Из Буденновска я вырвался быстро и уже спустя несколько часов в Пятигорске обнял Марьянку по которой так скучал прошедшую неделю. 

Марьянка